И Намор - В третью стражу [СИ]
Они вышли из подземного перехода метро "Площадь Ильича" и остановились на мгновение, словно решая, куда идти дальше. Решала, конечно, Таня, а Олег был лишь "иностранный турист".
— Разойдется, — улыбнулся Олег, мельком глянув на небо. — А у вас здорово получилось изобразить Пятачка!
— Да... — как-то странно выдохнула Татьяна, — Татьяна Драгунова, изображающая Пятачка, которого озвучивала Ия Савина в образе Беллы Ахмадулиной.
— "Девушка, я вас где-то видел, вы в мультфильмах не снимались?"
"Во как! Получил? — в смущении подумал Олег — "Поосторожней с комплиментами, друг", а вслух сказал:
— Я где-то читал, что Вини Пуха рисовали с Евгения Леонова и озвучивал тоже он.
— Да... — Татьяна не стала развивать тему, а перешла к экскурсии:
— Если помните, был такой фильм "Застава Ильича" начала 60-х там еще Ахмадуллина стихи в Политехническом читала:
...
Дантес лежал среди сугробов,
Подняться не умел с земли.
А мимо, медленно, сурово,
Не оглянувшись, люди шли.
Он умер или жив остался -
Никто того не различал.
А Пушкин пил вино, смеялся,
Ругался и озорничал.
Стихи писал, не знал печали.
Дела его прекрасно шли,
И поводила всё плечами,
И улыбалась Натали...
...
— Не припомню, — покачал головой Олег, завороженный то ли самими стихами, то ли тем, кто и как их ему прочел. — Вы... Если я скажу, что вы замечательно читаете стихи, вы опять обидитесь?
— А я и не обижалась... — и улыбка на губах... и иди, знай, что эта улыбка должна означать?
... И поводила все плечами, — повторил по памяти Олег. — На самом деле, никакой предопределенности не существует. Только вероятности, так что могло ведь и так случится. — Они обогнули желтое здание торгового центра с едальней "Елки-палки" и Татьяна, остановившись, продолжила "экскурсию":
— Наверное вы знаете, что при Елизавете Петровне вокруг Москвы начали строить Камер-Коллежский вал с заставами на основных дорогах. Собственно сейчас мы и находимся на одной из них Рогожской. Линия вала проходила перпендикулярно Владимировскому тракту – это Шоссе Энтузиастов — Татьяна показала направление рукой – самая длинная дорого в мире: Нижний Новгород, Урал, Сибирь, Сахалин – этапы... Справа и слева были валы: там Рогожский – улица сейчас так и называется, а слева Золоторожский, впрочем, и эта улица также называется, она там, за железной дорогой.
Они подошли к памятнику Ленину, и Таня кивнула на него, но как-то так, что простое это движение вызвало у Олега отнюдь не простую реакцию:
— Вот к столетию поставили, в год моего рождения... Так что мы с ним одногодки...
— С Лениным? Вы великолепно сохранились! — засмеялся Олег.
— Как памятник из бронзы! — улыбнулась Татьяна.
"Столетие было... в семьдесят первом... значит, ей ... ммм...тридцать шесть?"
— Я как-то задумалась, — продолжала между тем рассказывать Таня. — А чего, собственно, этот памятник сюда воткнули? Забавная цепочка связей выяснилась: в 1919 Владимировку переименовали в шоссе Энтузиастов в честь революционеров и политических заключённых, которых отправлял в ссылку "царский режим" и следовали они туда по этой дороге. В 1923 переименовывали и Воронью улицу в Тулинскую...
— Наверное, не в честь Тулы? — Усмехнулся Олег.
— Нет, конечно, Как выяснилось, Тулин – один из псевдонимов Ленина, вот, Рогожскую заставу и переименовали в заставу Ильича, а в 1970 году поставили здесь памятник, и уже в 79 назвали станцию метро – памятник и название станции пока остались, остальное опять переименовали уже в девяностых...
"Ага ... в семидесятом... значит, тридцать семь".
Они обошли памятник и направились дальше по асфальтированной дорожке.
— Ну вот, читайте, — указала Татьяна на каменный столб, к которому они неспешно подошли.
— "Отъ Москвы 2 версты 1783 года", — прочел Олег, обратив внимание, что первое слово написано с твердым знаком.
— "Катькин столб" называется, — объяснила Таня. — Здесь и была застава... А на той стороне Рабочая улица и двадцать рабочих переулков, и их не переименовывали! Как господин Гужон, который стал "Серп и молотом", поселок для рабочих своего завода основал, так до сих пор улица и называется...
Замкнув круг, они пошли по улице.
— Это и есть Воронья-Тулинская сейчас имени Сергия Радонежского улица.
— Ну, а почему Радонежского?
— Да, тоже не с проста. Вот смотрите, — сказала Татьяна.
Олег уже заметил эту часовню. Кирпичная ярко бордовая – зажата меж двухэтажных домиков окрашенных в контрастирующий пастельно-желтый цвет – невозможно не заметить.
— Часовня "Проща", — голосом профессионального гида объявила Таня и даже жест узнаваемый – плавный – сымитировала на раз. — Известна с XVI века и согласно Синодальному отчету 1722 года была построена "когда неведомо". Когда она сильно обветшала, построили на ее месте новую, но это уже в конце 80х 19 века, а при большевиках снесли купола и вообще ломать должны были, но уцелела по случайности. Теперь вот восстановили.
— А почему "Проща"? — Полюбопытствовал Олег.
— На Руси был обычай: на месте прощания с отходящими путниками ставить часовни. Проща – это народное название многих часовен, стоящих у городских застав. По преданию на этом месте преподобный Сергий Радонежский, отправляясь в Нижний Новгород в 1365 году, простился со своим учеником, основателем Спасо-Андроникова монастыря преподобным Андроником. Да, к этому монастырю мы сейчас и идем.
Посмотрев на дома уже "не старой Москвы" Олег спросил:
— Это уже, наверное, в восьмидесятые строили?
— Да, — ответила Татьяна. Тоже уже не новые.
— Все относительно.
— Да...
* * *"Драгунова... драгун... И я была девушкой юной..."
Это была забавная, но вполне логичная ассоциация. В начале восемьдесят второго Ицкович как-то застрял на базе на две недели. Телевизор барахлил, вернее антенна не обеспечивала устойчивый прием, погода была на редкость холодная, и делать – даже по службе – было ровным счетом нечего. Оставалось валяться в койке и читать, но и тут все обстояло совсем не просто. Выбирать приходилось из молитвенника и старого номера "Бамэханэ"[62] на иврите, невесть как попавшего на базу танкистов слюнявого женского романа на английском и новенького, вероятно, забытого каким-то любителем поэзии томика "Английская поэзия в русских переводах". И стихи, надо сказать, оказались, что называется, к месту, времени и настроению. То, что доктор прописал, в общем. И не удивительно, что Олег запомнил тогда наизусть огромное множество стихов от Шекспира и Блэйка[63] до Ленона.
И я была девушкой юной
Сама уж не помню когда
Я дочь молодого драгуна, — продекламировал Олег.
— И этим родством я горда! — С яростным вызовом откликнулась Татьяна. — На возраст намекаете? Не замужем, точнее – разведена, если вас это интересует!
"Да что ж она такая агрессивная!" — Если честно, она ему понравилась, но следует так же отметить, вел он себя максимально корректно. La noblesse oblige[64], так сказать.
— Таня- яяяя! — Поднял перед собой руки Олег. — Я всего лишь вспомнил Бернса!
— Да, конечно, — неожиданно улыбнулась Татьяна. — Это перевод Багрицкого. А песню Татьяна Доронина пела в "Старшей сестре". А по образованию я филолог, Олег, специалист по английской литературе начала двадцатого века.
"Красиво совпало! — Признал Ицкович, великолепно помнивший этот фильм, вернее замечательно красивую, можно сказать роскошную Доронину, какой она там была. — А нехилые теперь в России бизнес-леди попадаются! "
— Здорово! — сказал уже вслух.
— Что здорово? Что мужа нет? — В голосе Татьяны почему-то явственно послышалось разочарование.
"Ах ты... ты ж меня прессуешь и прокачиваешь!" — Наконец перестроился совершенно неготовый к такой агрессии Олег. — А реакция какая! Надо переключить разговор на что-нибудь другое".
— Нет, — усмехнулся он, как можно более естественно. — Муж, жена... всего лишь факты биографии. Я имел в виду вашу фамилию. Драгунова. Это ведь не по мужу, не так ли?
— Да, своя, — кивнула Таня, у которой его реплика, как ни странно вызвала живейший интерес. — У нас в городе много Драгуновых, там когда-то при Елизавете Петровне драгунский полк стоял.
— Так вы не москвичка?
- Нет, с Волги мы...
— То-то я смотрю речь у вас правильная, но не московская.
На самом деле по поводу московского произношения Ицкович знал только одно: там, где ленинградец скажет "что", москвич произнесет "што". И знал он это только потому, что чуть ли не с детства помнил чудный анекдот, рассказанный его собственной теткой – доктором филологических наук, русисткой, — "как и следовало ожидать" — съехидничал мысленно Олег. Так вот, в том анекдоте профессор-петербуржец поддразнивал коллегу: профессора-москвича. Едут они вместе в поезде, ленинградец и спрашивает: "Вы посадоШный не забыли? А в булоШную не заШли ли? " и все такое. Ну москвич терпел-терпел, а потом вынимает из портфеля бутылку вина и спрашивает ленинградца: "У вас, коллега, слуЧайно Чтопора нет? Да и Чпроты открыть бы."
